Поздние мысли
Я опоздал на Беломорканал,
К расстрелам, в лагеря и на войну,
В космополиты не попал – не знал
Доподлинно того, что всю страну
Перекосило, подсекло народ,
Испоротило породу и погоду.
Но мне тридцать восьмой кромешный год
Пал на судьбу, вошел, как камень в воду, –
Полвека этой памяти круги
Расходятся всё горестней, всё шире.
И мне «враги народа» – не враги:
Достойнее людей не видел в мире.
Не разделил их бед, но дорога
Причастность – ведь у нас одна природа
Отверженности...
Жил, живу пока,
Нормальный сын нормального врага
Нормального – среди безумств – народа.
1970, 1988
Страна сирот
Я – подданый страны сирот,
И за отца мне был народ,
А жёсткая земля – за мать,
И чин мой, надо понимать,
Со мною вместе не умрёт:
В стране, где жить имею честь,
От веку подданых не счесть.
1984
5 марта 1953 года
Провинция с опухшими глазами
Скорбеть не устаёт: за упокой
То молится, то пьёт, весёлых самых
Бьёт и течёт вдоль по себе – рекой,
Как жить, не знает, выхода не видит,
Ждёт утра, словно Страшного Суда, –
Провинция сумятицу предвидит,
А смута для неё – совсем беда.
Ни в пьянке, ни в скорбях не принимаю
Участия, чтоб радости не смять,
И лишь одно сегодня понимаю,
Что буду ещё долго понимать
Свою страну и свой народ великий,
Который в страхе жил темно, мертво,
А вот навзрыд тоскует по владыке,
Что выпил море крови из него...
1953. 1963
Свет строки
Перед строгим оком педсовета
Я стою, несчастный человек.
Первый класс. Якутск. Туман и снег.
Я держу ответ, ища ответа...
Было скучно азбуку родную
Сызнова и хором изучать.
Я и приспособился читать,
В парте щель прорезав потайную.
Первый том. Рязанские берёзки
На обложке. А внутри судьба:
Маета, раздумья и гульба –
Жизни голоса и отголоски.
Свет и свет за каждою строкою –
Так, что сердцу стало горячо.
Но иная сила мне в плечо
Вдруг впилась учительской рукою.
И стою я в пекле педсовета,
Вкруг меня – броженье, споры, страсть:
Как?.. в советской школе?.. завелась?..
Книжица кулацкого поэта?..
Позабыли обо мне... А я-то
Думал средь разгневанных людей,
Как в ночном пасли мы лошадей,
Как на них гоняли, пастушата.
Как в распахе северного ета
По росистой радужной земле
Мчались мы в зарю – вослед заре
В желто-красном мареве рассвета.
Словно сам я – снова! – гулкой ранью
Проскакал на розовом коне, –
Вот что бередило душу мне
Даже в той сумятице собранья.
Помню возглас: «Что ж это такое? –
Ведь у нас, товарищи, война!..»
Стихли споры. Дуло из окна.
Сег мело над Леною-рекою.
Помню, как рука совсем другая
На плечо участливо легла,
К выходу из школы повлекла,
К дому повела, оберегая.
Помню голос: «Эту книгу в школу
Не таскай. А сам читай, вникай.
Не простай нынче жизнь, смекай –
И учись российскому глаголу...»
Тот историй мудрый, однорукий,
Чуть живым с войны пришел домой.
Мой защитник и наставник мой,
Где тебя сыскать, в какой округе?
Я обязан доброте могучей,
Вопреки гоненьям и войне
Сберегавшей свет строки во мне
Впрок, на вырост и на всякий случай.
И теперь, когда не повторится
Стыдный опыт пережитых лет,
Я, как дар, несу тот прочный свет,
Тот глагол высокий, тот завет –
Век живу и ввек не отдариться.
1985
Оборотничество
Он верил в партию – теперь
он верит в Бога: без потерь
из перестройки вышел он,
всем, чем успел, обогащён.
Не он один, а миллионы
живут всё так же – без идей
но, как в парткомы, под иконы
идут, молясь как на вождей.
1991
Источник: Преловский А. В. Баллада о сыне-врага-народа: Стихи тех и этих лет. Второе дополненное издание. - К.: Витал, 1995 | 
