Литературный поиск

Разделы сборника

  • О России   
  • О родной природе   
  • Призыв к молитве   
  • Исторические  
  • Эмигрантские  
  • Философская лирика   
  • Стихотворения о войне
  • Современные авторы  
  • Стихи из сети  
  • Литературоведение  
  • Литопрос

    Кого можно назвать по-настоящему русским по духу поэтом?
    Всего ответов: 5354

    Друзья сайта


  • Словарь варваризмов
  • Стихотворения о России
  • Православные сказки
  • Творчество ветеранов
  • Фонд славянской культуры
  • Другие ссылки
  • Ссылки


    Патриотические стихи

    Православие и Мир

    христианство, православие, культура, религия, литература, творчество

    РУССКОЕ ВОСКРЕСЕНИЕ. Православие, самодержавие, народность

    Православие.Ru

    Остановите убийство!

    Rambler's Top100

    Яндекс.Метрика


    Четверг, 28.03.2024, 14:18
    Приветствую Вас, Гость
    Главная | Регистрация | Вход | RSS

    Русская дубрава
    патриотическая поэзия

    Тематические разделы

    Титульная страница » Сборник патриотической поэзии » Стихи из сети

    Елизавета Иванникова

     

    О Русь, ты как прежде купель языка!
    Из поэтической тетради
    В молитве твоей растворились века 
    О Русь, ты как прежде, купель языка!
    К тебе с поднебесья склоняется лик,
    В тебя окунают младенческий крик.
    Спешишь, спотыкаясь о прожитый день
    О наледи слез, о пеньки деревень.
    Вот срублено слово – и всем невдомек,
    Откуда от корня явился росток.
    Но вот родничок к нему тайно бежит,
    И вот оно бревнышком в храме лежит,
    И вот уже рвется душой в облака,
    О Русь, ты как прежде купель языка!


    Рождество
    Вдали от призрачной столицы,
    От городов в цепях огней,
    В глуши так хочется молиться
    О бедной Родине моей.

    Там, защищенная лесами,
    В степи сокрыта непроста,
    Лучится Русь пред образами
    Теплом и светом Рождества.

    Ты честен — но она честнее,
    Ты беден — но она бедней,
    И бедность та прибудет с нею,
    Как бедность неба и полей.

    Там в глубине сокрыто свято
    Прозренье Божие миров,
    Там бедность издавна богата
    Пастушьей щедростью даров.

    Любовь избавит нас от мрака,
    В глазах исчезнет вечный страх,
    Младенчества вселенский запах
    Витает в стареньких яслях.

    О, Русь! таи свой вздох болезный,
    Христа рожденного вославь!
    От бездуховности, от бездны,
    От ненасытности избавь!


    Пасха

    Все детство мое облицовано снами, 
    В них теплится память моя изразцами,
    Апрельское солнце очнулось за шторой,
    За самой последней чертой, за которой
    Лишь вечность
    И стол лишь обеденный наш,
    Где ссоримся с братом, деля карандаш.
    Как нужен весеннему дому с крылечком
    Цветной карандаш, голубое сердечко!

    А в домике этом с привычной опаской
    Бабуля готовится праздновать Пасху.
    Вот в миске глубокой, как талый снежок,
    Тяжелый и плоский осел творожок
    И яйца скопились один к одному,
    Такие цветные, как сон в терему.
    И тут же, на лавке, желта и суха,
    Осиные гнезда свила шелуха.

    Как робко склонялись бабулины плечи
    В молитве — наутро, в молитве — на вечер.
    И праздник являлся в положенный срок,
    И шла она в церковь, собрав узелок.
    Бежали мы утром из детской кровати
    С утра прикоснуться к ее благодати.
    И праздник тихонько светился над нами,
    ...Все детство мое облицовано снами.


    Странница
    От жизни своей укорительной
    Однажды захочется нам
    Вселенской субботой родительской
    Войти в переполненный храм.
    И там, где, томима признаньем,
    Душа разделилась и плоть,
    Свечу незажженную — пламенем
    С молитвой святой уколоть.
    И вот уже плачешь, и каешься,
    И шепчешь родных имена,
    Лишь здесь до последнего камешка
    Разрытая память видна.
    Мы встретимся там, где расстанемся,
    Слезы не успеешь смигнуть,
    Душа — поднебесная странница,
    Ей ведом назначенный путь.


    Озерки
    М. Г-ой
    В краю, где ромашковый стелется свет,
    К коленям ласкается донник,
    Подкрылья блокнота расправит поэт,
    Этюдник раскроет художник.

    И все? Но того ль призывала земля?
    И тех привела ли дорога?
    Всё так же на облаке из ковыля
    Всеведомость чувствуют Бога?

    Когда, защищая окрестную даль,
    Господняя сила вливалась
    В страду полевую, в певунью-печаль
    И в доблесть, что в сердце ковалась.

    Деревня, где русская плавилась речь,
    О, только не ты виновата,
    Что вещее слово не можешь сберечь
    От жизни, щербатой от мата!

    И вот, заглядевшись в небесную глубь,
    Уйду по тропе за калитку,
    И с тихим поклоном на плечи и грудь
    Плесну виновато молитву.

    Друг мой! Ведь на этот
    ромашковый свет,
    На синь беззаветного дива,
    Пришел лишь художник, явился поэт,
    Последнего — слышишь? — призыва!


    * * *
    Минувшего столетья запах
    Не уловить ни мне, ни вам.
    Метель вылизывает лапы
    Присевшим у подъезда львам.
    Полозьев скрип, шуршанье платьев,
    Нагретый воздух за дверьми,
    И свет, и вьюжные объятья
    Немного пахнут лошадьми.
    Об их тепло Россия грелась,
    Дарила песню с облучка,
    И, заневестившись, гляделась
    В простое зеркальце зрачка.
    В годину горя и печали
    Она всходила на крыльцо,
    Вьюнками слезы оплетали
    Окаменевшее лицо.
    Год урожайный нюхом цепким
    Следил за дымом из печей.
    В чьи трубы выдуло рецепты
    Крутых хлебов и калачей?!
    Откуда силы нашей всплески? —
    Читай историю, мой друг!
    Ты чуешь? Запах слишком дерзкий
    Имел невольно русский дух.
    И он тревожит сердце смутно.
    Россия, снов твоих боюсь!
    Как даль распахнута, как будто
    Еще проветривают Русь.


    СТАНИЦА УСТЬ-МЕДВЕДИЦКАЯ
    Когда уйдет из жизни горечь,
    С дождем впитается в траву,
    Я град донской Серафимович
    Опять станицей назову.
    Мечта, окрепшая с годами,
    Забросит нас в надречный сад,
    Где дни расходятся кругами,
    Как много лет тому назад.
    Ты встанешь над бодучей кручей,
    Твои глаза затопит Дон,
    И я на лавочке летучей
    Не докричусь тебе вдогон.
    Любовь одно лишь разумеет:
    Прижаться к прошлому бочком
    И волю вычерпать смелее
    Своим дырявым черпачком.
    Мне за спиной твоей теплее,
    Когда судьбы не превозмочь...
    Мне возле глаз твоих светлее
    В грозу накликавшую ночь.
    ...По зноем выжженной станице
    Заезжая гуляет грусть,
    В донской бликующей водице
    Ловлю губами слово «Усть...».
    И для тебя шепчу признанье,
    Что это, видно, неспроста
    Мне в «Устъ-Медведицком» прозванье
    Все время чудятся «уста».
    Оно зимой замерзнет льдинкой,
    Весной капели станет вить,
    Чтоб летом горькою травинкой
    Уста родные оживить...


    22 ИЮНЯ
    Чей-то голос, высокий и зыбкий,
    Стал тревожить меня без конца,
    Отмахнулся легко от улыбки,
    И она улетела с лица.
    Только взгляд проследил виновато,
    Как по глади сегодняшних дней
    Проплыла эта скорбная дата
    Парой черных как ночь лебедей.
    Словно их потянуло обратно,
    К довоенным коврам на стене,
    К тем гнездовьям былым
    прикроватным,
    Что мгновенье горели в огне,
    К тем садам, опыленным войною,
    С перешедшей на шепот листвой,
    К той, засвеченной резкой луною,
    Почерневшей реке тыловой.
    И кому-то почудится робкий,
    Смутный шорох из тающей тьмы,
    То ль серебряный шорох обертки
    От исчезнувшей с детством зимы,
    То ль покажется: бьются при свете
    Крылья быстрой докучной молвы,
    И на тягостных сводках в газете
    Тень отцовской лежит головы.
    Сколько их облетело, минуток,
    Сенокосной коснувшись травы,
    Сколько ветер сухих самокруток
    Накрутил из июньской листвы.
    Сохрани этот лист календарный!
    В нем отмечен закат и рассвет,
    Но голодною тенью блокадной
    Детской двойки стоит силуэт.
    И текут материнские слезы,
    Очищаясь в глубинах земли,
    И приводят июньские грозы
    Боевые эскадры свои.
    Сохрани! Что случится — не знаю...
    Соберется ли стопочка дней?!
    Это годы сбиваются в стаю,
    Окликая тревожно людей...


    ПУШКИНСКАЯ ПЛОЩАДЬ

    Москва мерцала из преданий, 
    Она несла звезду мою
    И долгоруковскою дланью
    Меня манила к алтарю.
    Колокола ее молчали,
    Но свято верила она,
    Что донорская струйка стали
    Спасала жизнь тебе, страна.
    В сибирских увязал метелях
    Настуженный российский кров,
    Пока текла в кремлевский елях,
    Густея, голубая кровь.
    На запад мысли полетели,
    На запад время потекло,
    Когда из сталинской шинели
    Ушло последнее тепло.
    Ах, с толку сбитая Россия!
    Так кто же оказался прав,
    Тяжелый, словно веки Вия,
    Железный занавес подняв?!
    На площадь выпущена сила,
    Чтоб опоить народ виной,
    И хрупко темная «Россия»
    Стоит за пушкинской спиной.
    Кого-то тайно утешала
    Мысль, что народу все равно,
    Что в глубине большого зала
    Идет бесплатное кино.
    Но все на место возвратится,
    Когда придется выбирать
    Не место, где хотел родиться,
    А где хотел бы умирать.


    ИЗБА
    Голодный обморок полей,
    Внатруску — снег в лесах,
    Где выгорает Водолей
    В пустынных небесах.
    Изба-печальница, одна
    Несет всю тяжесть лет,
    И в уголках ее окна
    Запекся лунный свет.
    Хозяйка вытопила печь,
    В клубок смотала дни,
    И все ж душа не хочет лечь
    И распускает сны.
    Сны вечереющих полей,
    Короткий сон росы,
    И вековуют перед ней
    Карманные часы.
    Они ведут подсчет обид,
    Счет боли и утрат,
    В прозрачном блюдечке налит
    Холодный циферблат.
    Они идут с военных лет,
    Солдатский шлют поклон,
    Недавно выдал сельсовет
    Ей водочный талон.
    И вот добытой влаги злой
    Она в стакан плеснет,
    И в подпол, пахнущий землей,
    Гостинец отнесет.
    Там ждет заманчивый покой,
    Капустный бродит дух,
    Пусть выпьет верный домовой
    За праведных старух.


    МАТЕРИНСТВО
    Этой темы касаться не смею
    Ни перстом, ни пером, ни умом.
    Я склоняюсь всю ночь и немею
    Над кроваткой, наполненной сном.
    И в уютном дыханье потемок
    Исчезают бесследно тогда
    В разноцветных охапках пеленок
    Недоступные песням года.
    Что за вымысел фразы бредовой,
    Что теперь уже нечего ждать?!
    Льет фонарь, как из лейки садовой,
    Освещенные струи дождя.
    И воды охлажденное пламя
    Входит в землю будить семена.
    О, какая глубинная память
    Для младенческой жизни нужна!
    Мне дано пустотой заоконной
    Раствориться, как те облака,
    Отшептаться ласкающей кроной,
    Отструиться теплом молока.
    В темном зеркале встречу украдкой
    Мету счастья в оправе зрачка...
    Спит судьба моя в чуткой кроватке,
    Завязав два тугих кулачка.


    * * *
    В синеве над бесшумной рекой
    Я земной потеряла покой.
    Подмороженной почкой сердечной
    Замирая над близкой бедой,
    Тихой далью умылась предвечной,
    Словно острой крещенской водой.
    И во имя щемящего света,
    И во имя нетленной любви
    Стала звать отзвеневшее где-то
    Божье имя в печальной дали.
    И в ответ прилетел из тумана
    Белый голубь, нечаянный гость,
    Для него ли в овражных карманах
    Снежных крошек припрятана горсть?
    Не за ним ли сквозь слезную жалость
    Поманившей из рая руки
    И душа моя засобиралась
    Полететь над пустыней реки?
    Замирающим сердцебиеньем
    Голубиную даль окрыля,
    Я земные считаю мгновенья,
    Возвращаясь на круги своя.


    * * *
    Полюбим друг друга за то,
    За что нас другие не любят,
    Что прячусь в ершистом пальто,
    Какое лишь ветры голубят.
    За сон мой, с тоской пополам,
    За дух твой — мятежный и сорный,
    За то, что к моим сапогам
    Вокзальные липнут платформы;
    Что сердце всю жизнь напролет
    Озоновой светится болью
    И в левом боку отдает
    Твоею осенней любовью.
    Спросить бы, кому вопреки
    Друг с другом не
    можем расстаться;
    У мерзнущей летом реки?
    У пылью цветущих акаций?
    Природы молчит бытиё,
    Глядит синевой простоватой,
    Прозрачные уши ее
    Заложены облачной ватой.
    Из пригоршни счастья отпить,
    Прощая и грубость, и милость,
    Неужто нельзя полюбить
    За высшую несправедливость?!
    За всплывшие поутру сны,
    За мыслей вечерние тени,
    За то, что под сенью вины
    От грусти глаза загустели.
    Давно не грозится никто,
    Давно не судачат — не судят.
    Мы любим друг друга за то,
    За что нас другие не любят.


    * * *
    Любовь уходит второпях,
    Но гордо ищет постоянства,
    Она отмечена в стихах
    Печатью нищего дворянства.
    Она опять сквозит в мечтах,
    Летит и путает страницы,
    Вся в поцелуях и слезах,
    И никогда не повторится.
    И потянуло жизнь к черте,
    К небесной слабости итога,
    К русоволосой теплоте
    В саду поставленного стога.
    К сухим жердям через ручей,
    В сосновый бор, где,
    боже правый! —
    Всей сенозорности ночей
    Уже не выдержали травы.
    Самих себя не обвинить,
    И замер стог в капкане круга,
    Луна пыталась оживить
    В нем тайны скошенного луга.
    Лишь лучик тоненький пролить –
    Любовь уже готова к бденьям,
    И в соснах примется бродить
    В одеждах белых — наважденьем.
    Пока не сгинет по росе,
    Не ведая, что станет с нами,
    Замучив сердце насовсем
    Во сне — сосновыми шумами.
    Напустит бледный свет мечты
    И доведет до искушенья,
    До затаенной нищеты,
    До полноты опустошенья.


    * * *
    Роман дочитан до конца...
    Страницы легкие минуя,
    С губ осыпается пыльца
    Нечаянного поцелуя.
    И на скамейке, что жила
    Внутри расторгнутого мига,
    Сложила бабочкой крыла
    Тобой прихлопнутая книга.
    Там, в глубине ее тепла,
    Храня пришпиленные слезы,
    О счастье строчка утекла —
    Пусть разорвут ее морозы!
    То было в книге — а за ней
    Овражной памяти низина,
    Осенней нежностью своей
    Заткать решает паутина.
    А тайное — свежо всегда,
    Оно без грязного укора,
    Как родниковая вода,
    В тиши сокрытая от взора.
    И ты губами к ней приник,
    Отпил беззвучного признанья,
    Ты родниковый мой двойник,
    Всегда готовый к колебаньям.
    И оттого мне тайно люб
    Подземный холод провиденья,
    Несовпаденье наших губ,
    Ночных теней несовпаденье.
    Лишь палец на губах — молчок!
    И просто так, на всякий случай,
    На паутинке паучок
    Завязан узелком живучим.


    ШУКШИНСКИЙ УТЕС
    Степь донская тиха и привольна,
    Гасит ветер на небе свечу,
    На утес опустилась часовня,
    Соскользнула сюда по лучу.
    Вздрогнул Дон, проплывающий мимо,
    От безлюдности заматерев,
    Где-то мель, как всегда, защемила
    Острой болью наполненный нерв.
    Опоясало старой тоскою
    И уже не отпустит никак,
    И не чуя земли под собою,
    Распрямиться не может Казак.
    Эх, утесы народные! Разве
    Дотянуться до ваших вершин?
    Раззудится душа — Стенька Разин!
    Ляжет дума — Василий Шукшин!
    И когда на дороге к неверно
    Был поставлен смертельный исход,
    То утес к своему подреберью
    Тот, последний, прижал пароход,
    Где киношного мало уюта,
    И, не помня часов холодней,
    Серым пеплом покрылась каюта
    От сгоревших непрожитых дней.
    Мы сиротскому Дону не ровня,
    Раз в году нас зовет тишина,
    Но в сиянье небесном часовня
    Отмолила за всех Шукшина.


     



    Источник: http://www.voskres.ru/literature/poetry/
    Категория: Стихи из сети | Добавил: DrOtto (21.12.2009)
    Просмотров: 8889 | Теги: православные стихи, патриотические стихотворения, русские стихи, патриотические стихи | Рейтинг: 2.5/2
    Всего комментариев: 0
    Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
    [ Регистрация | Вход ]