Литературный поиск

Разделы сборника

  • О России   
  • О родной природе   
  • Призыв к молитве   
  • Исторические  
  • Эмигрантские  
  • Философская лирика   
  • Стихотворения о войне
  • Современные авторы  
  • Стихи из сети  
  • Литературоведение  
  • Литопрос

    Кого можно назвать по-настоящему русским по духу поэтом?
    Всего ответов: 5354

    Друзья сайта


  • Словарь варваризмов
  • Стихотворения о России
  • Православные сказки
  • Творчество ветеранов
  • Фонд славянской культуры
  • Другие ссылки
  • Ссылки


    Патриотические стихи

    Православие и Мир

    христианство, православие, культура, религия, литература, творчество

    РУССКОЕ ВОСКРЕСЕНИЕ. Православие, самодержавие, народность

    Православие.Ru

    Остановите убийство!

    Rambler's Top100

    Яндекс.Метрика


    Пятница, 29.03.2024, 01:55
    Приветствую Вас, Гость
    Главная | Регистрация | Вход | RSS

    Русская дубрава
    патриотическая поэзия

    Тематические разделы

    Титульная страница » Сборник патриотической поэзии » Исторические

    К 400-летию освобождения Москвы
     
    Кто русский по сердцу, тот бодро, и смело,
    И радостно гибнет за правое дело!
    Ни казни, ни смерти и я не боюсь:
    Не дрогнув, умру за царя и за Русь!
    К. Ф. Рылеев



    Сборник стихотворений разных авторов, посвященный событиям Смутного времени, Междуцарствия, усобицы, какую Русь не видывала с удельных времён, но какую - за грехи наши - попустит Господь 300 лет спустя. Трусость, подлость и обман, героизм, самопожертвование и безграничная любовь к Отчизне - всё это воспето как народов в своих песнях и былинах, так и поэтами минувших лет и нашего века.
     
     
    ИВАН СУСАНИН

    «Куда ты ведешь нас?.. не видно ни зги!—
    Сусанину с сердцем вскричали враги: —
    Мы вязнем и тонем в сугробинах снега;
    Нам, знать, не добраться с тобой до ночлега.
    Ты сбился, брат, верно, нарочно с пути;
    Но тем Михаила тебе не спасти!

    Пусть мы заблудились, пусть вьюга бушует,
    Но смерти от ляхов ваш царь не минует!..
    Веди ж нас,— так будет тебе за труды;
    Иль бойся: не долго у нас до беды!
    Заставил всю ночь нас пробиться с метелью...
    Но что там чернеет в долине за елью?»

    «Деревня!— сарматам в ответ мужичок: —
    Вот гумна, заборы, а вот и мосток.
    За мною! в ворота!— избушечка эта
    Во всякое время для гостя нагрета.
    Войдите — не бойтесь!» — «Ну, то-то, москаль!..
    Какая же, братцы, чертовская даль!

    Такой я проклятой не видывал ночи,
    Слепились от снегу соколии очи...
    Жупан мой — хоть выжми, нет нитки сухой!—
    Вошед, проворчал так сармат молодой.—
    Вина нам, хозяин! мы смокли, иззябли!
    Скорей!.. не заставь нас приняться за сабли!»

    Вот скатерть простая на стол постлана;
    Поставлено пиво и кружка вина,
    И русская каша и щи пред гостями,
    И хлеб перед каждым большими ломтями.
    В окончины ветер, бушуя, стучит;
    Уныло и с треском лучина горит.

    Давно уж за полночь!.. Сном крепким объяты,
    Лежат беззаботно по лавкам сарматы.
    Все в дымной избушке вкушают покой;
    Один, настороже, Сусанин седой
    Вполголоса молит в углу у иконы
    Царю молодому святой обороны!..

    Вдруг кто-то к воротам подъехал верхом.
    Сусанин поднялся и в двери тайком...
    «Ты ль это, родимый?.. А я за тобою!
    «Куда ты уходишь ненастной порою?
    За полночь... а ветер еще не затих;
    Наводишь тоску лишь на сердце родных!»

    «Приводит сам бог тебя к этому дому,
    Мой сын, поспешай же к царю молодому,
    Скажи Михаилу, чтоб скрылся скорей,
    Что гордые ляхи, по злобе своей,
    Его потаенно убить замышляют
    И новой бедою Москве угрожают!

    Скажи, что Сусанин спасает царя,
    Любовью к отчизне и вере горя.
    Скажи, что спасенье в одном лишь побеге
    И что уж убийцы со мной на ночлеге».
    — «Но что ты затеял? подумай, родной!
    Убьют тебя ляхи... Что будет со мной?

    И с юной сестрою и с матерью хилой?»
    — «Творец защитит вас святой своей силой.
    Не даст он погибнуть, родимые, вам:
    Покров и помощник он всем сиротам.
    Прощай же, о сын мой, нам дорого время;
    И помни: я гибну за русское племя!»

    Рыдая, на лошадь Сусанин младой
    Вскочил и помчался свистящей стрелой.
    Луна между тем совершила полкруга;
    Свист ветра умолкнул, утихнула вьюга.
    На небе восточном зарделась заря,
    Проснулись сарматы — злодеи царя.

    «Сусанин!— вскричали,— что молишься богу?
    Теперь уж не время — пора нам в дорогу!»
    Оставив деревню шумящей толпой,
    В лес темный вступают окольной тропой.
    Сусанин ведет их... Вот утро настало,
    И солнце сквозь ветви в лесу засияло:

    То скроется быстро, то ярко блеснет,
    То тускло засветит, то вновь пропадет.
    Стоят не шелохнясь и дуб и береза,
    Лишь снег под ногами скрипит от мороза,
    Лишь временно ворон, вспорхнув, прошумит,
    И дятел дуплистую иву долбит.

    Друг за другом идут в молчаньи сарматы;
    Всё дале и дале седой их вожатый.
    Уж солнце высоко сияет с небес —
    Всё глуше и диче становится лес!
    И вдруг пропадает тропинка пред ними:
    И сосны и ели, ветвями густыми

    Склонившись угрюмо до самой земли,
    Дебристую стену из сучьев сплели.
    Вотще настороже тревожное ухо:
    Всё в том захолустье и мертво и глухо...
    «Куда ты завел нас?» — лях старый вскричал.
    «Туда, куда нужно!— Сусанин сказал.—

    Убейте! замучьте!— моя здесь могила!
    Но знайте и рвитесь: я спас Михаила!
    Предателя, мнили, во мне вы нашли:
    Их нет и не будет на Русской земли!
    В ней каждый отчизну с младенчества любит
    И душу изменой свою не погубит».

    «Злодей!— закричали враги, закипев,—
    Умрешь под мечами!» — «Не страшен ваш гнев!
    Кто русский по сердцу, тот бодро, и смело,
    И радостно гибнет за правое дело!
    Ни казни, ни смерти и я не боюсь:
    Не дрогнув, умру за царя и за Русь!»

    «Умри же!— сарматы герою вскричали,
    И сабли над старцем, свистя, засверкали!—
    Погибни, предатель! Конец твой настал!»
    И твердый Сусанин весь в язвах упал!
    Снег чистый чистейшая кровь обагрила:
    Она для России спасла Михаила!
    1822
    К.Ф.Рылеев. Полное собрание стихотворений.
    Библиотека поэта. Большая серия.
    Ленинград: Советский писатель, 1971.
     
     
    БОРИС ГОДУНОВ
    К.Ф.Рылеев
    Москва-река дремотною волной
       Катилась тихо меж брегами;
    В нее, гордясь, гляделся Кремль стеной
       И златоверхими главами.
    Умолк по улицам и вдоль брегов
       Кипящего народа гул шумящий.
    Всё в тихом сне: один лишь Годунов
       На ложе бодрствует стенящий.

    Пред образом Спасителя, в углу,
       Лампада тусклая трепещет,
    И бледный луч, блуждая по челу,
       В очах страдальца страшно блещет.
    Тут зрелся скиптр, корона там видна,
       Здесь золото и серебро сияло!
    Увы! лишь добродетели и сна
       Великому недоставало!..

    Он тщетно звал его в ночной тиши:
       До сна ль, когда шептала совесть
    Из глубины встревоженной души
       Ему цареубийства повесть?
    Пред ним прошедшее, как смутный сон,
       Тревожной оживлялось думой —
    И, трепету невольно предан, он
       Страдал в душе своей угрюмой.

    Ему представился тот страшный час,
       Когда, достичь пылая трона,
    Он заглушил священный в сердце глас,
       Глас совести, и веры, и закона.
    «О, заблуждение!— он возопил:—
       Я мнил, что глас сей сокровенный
    Навек сном непробудным усыпил
       В душе, злодейством омраченной!

    Я мнил: взойду на трон — и реки благ
       Пролью с высот его к народу;
    Лишь одному злодейству буду враг;
       Всем дам законную свободу.
    Начнут торговлею везде цвести
       И грады пышные и сёла;
    Полезному открою все пути
       И возвеличу блеск престола.

    Я мнил: народ меня благословит,
       Зря благоденствие отчизны,
    И общая любовь мне будет щит
       От тайной сердца укоризны.
    Добро творю,— но ропота души
       Оно остановить не может:
    Глас совести в чертогах и в глуши
       Везде равно меня тревожит,

    Везде, как неотступный страж, за мной,
       Как злой, неумолимый гений,
    Влачится вслед — и шепчет мне порой
       Невнятно повесть преступлений!..
    Ах! удались! дай сердцу отдохнуть
       От нестерпимого страданья!
    Не раздирай страдальческую грудь:
       Полна уж чаша наказанья!

    Взываю я,— но тщетны все мольбы!
       Не отгоню ужасной думы:
    Повсюду зрю грозящий перст судьбы
       И слышу сердца глас угрюмый.
    Терзай же, тайный глас, коль суждено,
       Терзай! Но я восторжествую
    И смою черное с души пятно
       И кровь царевича святую!

    Пусть злобный рок преследует меня —
       Не утомлюся от страданья,
    И буду царствовать до гроба я
       Для одного благодеянья.
    Святою мудростью и правотой
       Свое правление прославлю
    И прах несчастного почтить слезой
       Потомка позднего заставлю.

    О так! хоть станут проклинать во мне
       Убийцу отрока святого,
    Но не забудут же в родной стране
       И дел полезных Годунова».
    Страдая внутренно, так думал он;
       И вдруг, на глас святой надежды,
    К царю слетел давно желанный сон
       И осенил страдальца вежды.

    И с той поры державный Годунов,
       Перенося гоненье рока,
    Творил добро, был подданным покров
       И враг лишь одного порока.
    Скончался он — и тихо приняла
       Земля несчастного в объятья —
    И загремели за его дела
       Благословенья и — проклятья!..
    1821 или 1822
    К.Ф.Рылеев. Полное собрание стихотворений.
    Библиотека поэта. Большая серия.
    Ленинград: Советский писатель, 1971.
     
     
    ДИМИТРИЙ САМОЗВАНЕЦ
    К.Ф.Рылеев
    Чьи так дико блещут очи?
    Дыбом черный волос встал?
    Он страшится мрака ночи;
    Зрю — сверкнул в руке кинжал!..
    Вот идет... стоит... трепещет...
    Быстро бросился назад;
    И, как злой преступник, мещет
    Вдоль чертога робкий взгляд!

    Не убийца ль сокровенный,
    За Москву и за народ,
    Над стезею потаенной
    Самозванца стережет?..
    Вот к окну оборотился;
    Вдруг луны сребристый луч
    На чело к нему скатился
    Из-за мрачных, грозных туч.

    Что я зрю? То хищник власти
    Лжедимитрий там стоит;
    На лице пылают страсти;
    Трепеща, он говорит:
    «Там в чертогах кто-то бродит
    Шорох — заскрыпела дверь!..
    И вот призрак чей-то входит...
    Это ты — Бориса дщерь!..

    О, молю! избавь от взгляда...
    Укоризною горя,
    Он вселяет муки ада
    В грудь преступного царя!..
    Но исчезла у порога;
    Это кто ж мелькнул и стал,
    Притаясь в углу чертога?..
    Это Шуйский!.. Я пропал!..»

    Так страдал злодей коварный
    В час спокойствия в Кремле;
    Проступал бесперестанно
    Пот холодный на челе.
    «Не укроюсь я от мщенья!—
    Он невнятно прошептал.—
    Для тирана нет спасенья:
    Друг ему — один кинжал!

    На престоле, иль на ложе,
    Иль в толпе на площади,
    Рано, поздно ли, но всё же
    Быть ему в моей груди!
    Прекращу свой век постылый;
    Мне наскучило страдать
    Во дворце, как средь могилы,
    И убийцу нажидать».

    Сталь нанес — она сверкнула —
    И преступный задрожал,
    Смерть тирана ужаснула:
    Выпал поднятый кинжал.
    «Не настало еще время,—
    Простонал он,— но придет,
    И несносной жизни бремя
    Тяжкой ношею спадет».

    Но как будто вдруг очнувшись:
    «Что свершить решился я?—
    Он воскликнул, ужаснувшись.—
    Нет! не погублю себя.
    Завтра ж, завтра всё разрушу,
    Завтра хлынет кровь рекой —
    И встревоженную душу
    Вновь порадует покой!

    Вместо праотцев закона
    Я введу закон римлян;
    Грозной местью гряну с трона
    В подозрительных граждан.
    И твоя падет на плахе,
    Буйный Шуйский, голова!
    И, дымясь в крови и прахе,
    Затрепещешь ты, Москва!»

    Смолк. Преступные надежды
    Удалили страх — и он
    Лег на пышный одр, и вежды
    Оковал тревожный сон.
    Вдруг среди безмолвья грянул
    Бой набата близ дворца,
    И тиран с одра воспрянул
    С смертной бледностью лица...

    Побежал и зрит у входа:
    Изо всех кремлевских врат
    Волны шумные народа,
    Ко дворцу стремясь, кипят.
    Вот приближились, напали;
    Храбрый Шуйский впереди —
    И сарматы побежали
    С хладным ужасом в груди.

    «Всё погибло! нет спасенья,
    Смерть прибежище одно!» —
    Рек тиран... еще мгновенье —
    И бросается в окно!
    Пал на камни, и, при стуках
    Сабель, копий и мечей,
    Жизнь окончил в страшных муках
    Нераскаянный злодей.
    1821 или 1822
    К.Ф.Рылеев. Полное собрание стихотворений.
    Библиотека поэта. Большая серия.
    Ленинград: Советский писатель, 1971.
     
     
    В ГЛУХИЕ ДНИ

    Предание

    В глухие дни Бориса Годунова,
    Во мгле Российской пасмурной страны,
    Толпы людей скиталися без крова,
    И по ночам всходило две луны.

    Два солнца по утрам светило с неба,
    С свирепостью на дольный мир смотря.
    И вопль протяжный: "Хлеба! Хлеба! Хлеба!"
    Из тьмы лесов стремился до царя.

    На улицах иссохшие скелеты
    Щипали жадно чахлую траву,
    Как скот,- озверены и неодеты,
    И сны осуществлялись наяву.

    Гроба, отяжелевшие от гнили,
    Живым давали смрадный адский хлеб,
    Во рту у мертвых сено находили,
    И каждый дом был сумрачный вертеп.

    От бурь и вихрей башни низвергались,
    И небеса, таясь меж туч тройных,
    Внезапно красным светом озарялись,
    Являя битву воинств неземных.

    Невиданные птицы прилетали,
    Орлы парили с криком над Москвой,
    На перекрестках, молча, старцы ждали,
    Качая поседевшей головой.

    Среди людей блуждали смерть и злоба,
    Узрев комету, дрогнула земля.
    И в эти дни Димитрий встал из гроба,
    В Отрепьева свой дух переселя.
     
     
    БОРИС ГОДУНОВ
    (отрывки)

      В о р о т ы н с к и й.
    Ужасное злодейство! Слушай, верно
    Губителя раскаянье тревожит:
    Конечно кровь невинного младенца
    Ему ступить мешает на престол.

      Ш у й с к и й.
    Перешагнет; Борис не так-то робок!
    Какая честь для нас, для всей Руси!
    Вчерашний раб, татарин, зять Малюты,
    Зять палача и сам в душе палач,
    Возьмет венец и бармы Мономаха...

    (...)

      Г р и г о р и й.
    Ты всё писал и сном не позабылся,
    А мой покой бесовское мечтанье
    Тревожило, и враг меня мутил.
    Мне снилося, что лестница крутая
    Меня вела на башню; с высоты
    Мне виделась Москва, что муравейник;
    Внизу народ на площади кипел
    И на меня указывал со смехом,
    И стыдно мне и страшно становилось --
    И, падая стремглав, я пробуждался....

    (...)
     
     Ц а р ь (входит).
                  Достиг я высшей власти;
    Шестой уж год я царствую спокойно.
    Но счастья нет моей душе. Не так ли
    Мы с молоду влюбляемся и алчем
    Утех любви, но только утолим
    Сердечный глад мгновенным обладаньем,
    Уж охладев, скучаем и томимся?...
    Напрасно мне кудесники сулят
    Дни долгие, дни власти безмятежной --
    Ни власть, ни жизнь меня не веселят;
    Предчувствую небесный гром и горе.
    Мне счастья нет. Я думал свой народ
    В довольствии, во славе успокоить,
    Щедротами любовь его снискать --
    Но отложил пустое попеченье:
    Живая власть для черни ненавистна.
    Они любить умеют только мертвых --
    Безумны мы, когда народный плеск
    Иль ярый вопль тревожит сердце наше!
    Бог насылал на землю нашу глад,
    Народ завыл, в мученьях погибая;
    Я отворил им житницы, я злато
    Рассыпал им, я им сыскал работы --
    Они ж меня, беснуясь, проклинали!
    Пожарный огнь их домы истребил,
    Я выстроил им новые жилища.
    Они ж меня пожаром упрекали!
    Вот черни суд: ищи ж ее любви.
    В семье моей я мнил найти отраду,
    Я дочь мою мнил осчастливить браком --
    Как буря, смерть уносит жениха.....
    И тут молва лукаво нарекает
    Виновником дочернего вдовства --
    Меня, меня, несчастного отца!....
    Кто ни умрет, я всех убийца тайный:
    Я ускорил Феодора кончину,
    Я отравил свою сестру царицу --
    Монахиню смиренную.... всё я!
    Ах! чувствую: ничто не может нас
    Среди мирских печалей успокоить;
    Ничто, ничто... едина разве совесть.
    Так, здравая, она восторжествует
    Над злобою, над темной клеветою -- --
    Но если в ней единое пятно,
    Единое, случайно завелося;
    Тогда -- беда! как язвой моровой
    Душа сгорит, нальется сердце ядом,
    Как молотком стучит в ушах упрек,
    И всё тошнит, и голова кружится,
    И мальчики кровавые в глазах......
    И рад бежать, да некуда.... ужасно!
    Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.
     
    (...)
     
      М а л ь ч и к.
    Царю небес, везде и присно сущий,
    Своих рабов молению внемли:
    Помолимся о нашем государе,
    Об избранном тобой, благочестивом
    Всех христиан царе самодержавном.
    Храни его в палатах, в поле ратном,
    И на путях, и на одре ночлега.
    Подай ему победу на враги,
    Да славится он от моря до моря.
    Да здравием цветет его семья,
    Да осенят ее драгие ветви
    Весь мир земной -- а к нам, своим рабам,
    Да будет он, как прежде, благодатен,
    И милостив и долготерпелив,
    Да мудрости его неистощимой
    Проистекут источники на нас;
    И, царскую на то воздвигнув чашу,
    Мы молимся тебе, царю небес.
     
    (...)
     
      Ш у й с к и й.
    Конечно, царь: сильна твоя держава,
    Ты милостью, раденьем и щедротой
    Усыновил сердца своих рабов.
    Но знаешь сам: бессмысленная чернь
    Изменчива, мятежна, суеверна,
    Легко пустой надежде предана,
    Мгновенному внушению послушна,
    Для истинны глуха и равнодушна,
    А баснями питается она.
    Ей нравится бесстыдная отвага.
    Так если сей неведомый бродяга
    Литовскую границу перейдет,
    К нему толпу безумцев привлечет
    Димитрия воскреснувшее имя.
     
    (...)
     
     Ц а р ь.
    Послушай, князь: взять меры сей же час;
    Чтоб от Литвы Россия оградилась
    Заставами: чтоб ни одна душа
    Не перешла за эту грань; чтоб заяц
    Не прибежал из Польши к нам; чтоб ворон
    Не прилетел из Кракова. Ступай.
     
    (...)
     
     Ц а р ь.
    Ох, тяжела ты, шапка Мономаха!
     
    (...)
     
      С а м о з в а н е ц.
    Нет, мой отец, не будет затрудненья;
    Я знаю дух народа моего;
    В нем набожность не знает исступленья:
    Ему священ пример царя его.
    Всегда, к тому ж, терпимость равнодушна.
    Ручаюсь я, что прежде двух годов
    Весь мой народ, вся северная церковь
    Признают власть наместника Петра.

      P a t e r.
    Вспомоществуй тебе святый Игнатий,
    Когда придут иные времена.
    А между тем небесной благодати
    Таи в душе, царевич, семена.
     
    (...) 
     
      К у р б с к и й (прискакав первый).
    Вот, вот она! вот русская граница!
    Святая Русь, Отечество! я твой!
    Чужбины прах с презреньем отряхаю
    С моих одежд -- пью жадно воздух новый:
    Он мне родной!.... теперь твоя душа,
    О мой отец, утешится и в гробе
    Опальные возрадуются кости! --
    Блеснул опять наследственный наш меч,
    Сей славный меч, гроза Казани темной,
    Сей добрый меч, слуга царей московских!
    В своем пиру теперь он загуляет
    За своего надёжу-государя!....
     
    (...)
     
      Ц а р ь.
    Конь иногда сбивает седока,
    Сын у отца не вечно в полной воле.
    Лишь строгостью мы можем неусыпной
    Сдержать народ. Так думал Иоанн,
    Смиритель бурь, разумный самодержец
    Так думал и -- его свирепый внук.
    Нет, милости не чувствует народ:
    Твори добро -- не скажет он спасибо;
    Грабь и казни -- тебе не будет хуже.
     
    (...)
     
      П у ш к и н.
                   Московские граждане!
    Мир ведает, сколь много вы терпели
    Под властию жестокого пришельца:
    Опалу, казнь, бесчестие, налоги,
    И труд, и глад -- всё испытали вы.
    Димитрий же вас жаловать намерен,
    Бояр, дворян, людей приказных, ратных,
    Гостей, купцов -- и весь честной народ.
    Вы ль станете упрямиться безумно
    И милостей кичливо убегать?
    Но он идет на царственный престол
    Своих отцов -- в сопровожденьи грозном.
    Не гневайте ж царя и бойтесь бога.
    Цалуйте крест законному владыке;
    Смиритеся, немедленно пошлите
    К Димитрию во стан митрополита,
    Бояр, дьяков и выборных людей,
    Да бьют челом отцу и государю.

                  (Сходит. Шум народный.)

      Н а р о д.
    Что толковать? Боярин правду молвил.
    Да здравствует Димитрий наш отец.

      М у ж и к  н а  а м в о н е.
    Народ, народ! в Кремль! в царские палаты!
    Ступай! вязать Борисова щенка!

      Н а р о д (несется толпою).
    Вязать! топить! Да здравствует Димитрий!
    Да гибнет род Бориса Годунова!
     
    (...)
     
      М о с а л ь с к и й.
    Народ! Мария Годунова и сын ее Феодор отравили себя ядом. Мы видели их мертвые 

    трупы. (Народ в ужасе молчит.) Что ж вы молчите? кричите: да здравствует царь 

    Димитрий Иванович!
                  
    Народ безмолвствует.

    КОНЕЦ.

     
     
    НОЧЬ ПЕРЕД ПРИСТУПОМ
    Поляки ночью темною
    Пред самым Покровом,
    С дружиною наемною
    Сидят перед огнем.
     
    Исполнены отвагою,
    Поляки крутят ус,
    Пришли они ватагою
    Громить святую Русь.
     
    И с польскою державою
    Пришли из разных стран,
    Пришли войной неправою
    Враги на россиян.
     
    Тут вoлохи усатые,
    И угры в чекменях,
    Цыгане бородатые
    В косматых кожухах...
     
    Валя толпою пегою,
    Пришла за ратью рать,
    С Лисовским и с Сапегою
    Престол наш воевать.
     
    И вот, махая бурками
    И шпорами звеня,
    Веселыми мазурками
    Вкруг яркого огня
     
    С ухватками удалыми
    Несутся их ряды,
    Гремя, звеня цимбалами,
    Кричат, поют жиды.
     
    Брянчат цыганки бубнами,
    Наездники шумят,
    Делами душегубными
    Грозит их ярый взгляд.
     
    И все стучат стаканам:
    "Да здравствует Литва!"
    Так возгласами пьяными
    Встречают Покрова.
     
    А там, едва заметная,
    Меж сосен и дубов,
    Во мгле стоит заветная
    Обитель чернецов.
     
    Монахи с верой пламенной
    Во тьму вперили взор,
    Вокруг твердыни каменной
    Ведут ночной дозор.
     
    Среди мечей зазубренных,
    В священных стихарях,
    И в панцирях изрубленных,
    И в шлемах, и в тафьях,
     
    Всю ночь они морозную
    До утренней поры
    Рукою держат грозною
    Кресты иль топоры.
     
    Священное их пение
    Вторит высокий храм,
    Железное терпение
    На диво их врагам.
     
    Не раз они пред битвою,
    Презрев ночной покой,
    Смиренною молитвою
    Встречали день златой;
     
    Не раз, сверкая взорами,
    Они в глубокий ров
    Сбивали шестопeрами
    Литовских удальцов.
     
    Ни на день в их обители
    Глас божий не затих,
    Блаженные святители,
    В окладах золотых,
     
    Глядят на них с любовию,
    Святых ликует хор:
    Они своею кровию
    Литве дадут отпор!
     
    Но чу! Там пушка грянула,
    Во тьме огонь блеснул,
    Рать вражая воспрянула,
    Раздался трубный гул!..
     
    Молитесь богу, братия!
    Начнется скоро бой!
    Я слышу их проклятия,
    И гиканье, и вой;
     
    Несчетными станицами
    Идут они вдали,
    Приляжем за бойницами,
    Раздуем фитили!..
    1840-e годы
     
     
    DMETRIUS-IMPERATOR
    Максимилиан Волошин

                      Ю.Л. Оболенской
    Убиенный много и восставый,
    Двадцать лет со славой правил я
    Отчею Московскою державой,
    И годины более кровавой
    Не видала русская земля.

    В Угличе, сжимая горсть орешков
    Детской окровавленной рукой,
    Я лежал, а мать, в сенях замешкав,
    Голосила, плача надо мной.
    С перерезанным наотмашь горлом
    Я лежал в могиле десять лет;
    И рука Господняя простерла
    Над Москвой полетье лютых бед.
    Голод был, какого не видали.
    Хлеб пекли из кала и мезги.
    Землю ели. Бабы продавали
    С человечьим мясом пироги.
    Проклиная царство Годунова,
    В городах без хлеба и без крова
    Мерзли у набитых закромов.
    И разъялась земная утроба,
    И на зов стенящих голосов
    Вышел я - замученный - из гроба.

    По Руси что ветер засвистал,
    Освещал свой путь двойной луною,
    Пасолнцы на небе засвечал.
    Шестернею в полночь над Москвою
    Мчал, бичом по маковкам хлестал.
    Вихрь-витной, гулял я в ратном поле,
    На московском венчанный престоле
    Древним Мономаховым венцом,
    С белой панной - с лебедью - с Мариной
    Я - живой и мертвый, но единый - 
    Обручался заклятым кольцом.

    Но Москва дыхнула дыхом злобным - 
    Мертвый я лежал на месте Лобном
    В черной маске, с дудкою в руке,
    А вокруг -  вблизи и вдалеке - 
    Огоньки болотные горели,
    Бубны били, плакали сопели,
    Песни пели бесы на реке...
    Не видала Русь такого сраму!
    А когда свезли меня на яму
    И свалили в смрадную дыру - 
    Из могилы тело выходило
    И лежало цело на юру.
    И река от трупа отливала,
    И земля меня не принимала.
    На куски разрезали, сожгли,
    Пепл собрали, пушку зарядили,
    С четырех застав Москвы палили
    На четыре стороны земли.

    Тут тогда меня уж стало много:
    Я пошел из Польши, из Литвы,
    Из Путивля, Астрахани, Пскова,
    Из Оскола, Ливен, из Москвы...
    Понапрасну в обличенье вора
    Царь Василий, не стыдясь позора,
    Детский труп из Углича опять
    Вез в Москву -  народу показать,
    Чтобы я на Царском на призоре
    Почивал в Архангельском соборе,
    Да сидела у могилы мать.

    А Марина в Тушино бежала
    И меня живого обнимала,
    И, собрав неслыханную рать,
    Подступал я вновь к Москве со славой...
    А потом лежал в снегу -  безглавый - 
    В городе Калуге над Окой,
    Умерщвлен татарами и жмудью...
    А Марина с обнаженной грудью,
    Факелы подняв над головой,
    Рыскала над мерзлою рекой
    И, кружась по-над Москвою, в гневе
    Воскрешала новых мертвецов,
    А меня живым несла во чреве...

    И пошли на нас со всех концов,
    И неслись мы парой сизых чаек
    Вдоль по Волге, Каспию -  на Яик, - 
    Тут и взяли царские стрелки
    Лебеденка с Лебедью в силки.

    Вся Москва собралась, что к обедне,
    Как младенца -  шел мне третий год - 
    Да казнили казнию последней
    Около Серпуховских ворот.

    Так, смущая Русь судьбою дивной,
    Четверть века -  мертвый, неизбывный
    Правил я лихой годиной бед.
    И опять приду -  чрез триста лет.
    19 декабря 1917
    Коктебель
     
     
    НАПИСАНИЕ О ЦАРЯХ МОСКОВСКИХ 

    1
    Царь Иван был ликом некрасив,
    Очи имея серы, пронзительны и беспокойны.
    Нос протягновенен и покляп.
    Ростом велик, а телом сух.
    Грудь широка и туги мышцы.
    Муж чудных рассуждений,
    Многоречив зело,
    В науке книжной опытен и дерзок.
    А на рабы от Бога данные жестокосерд.
    В пролитьи крови
    Неумолим.
    Жен и девиц сквернил он блудом много.
    И множество народа
    Немилостивой смертью погубил.
    Таков был царь Иван.
     
    2
    Царь же Федор
    Был ростом мал,
    А образ имея постника,
    Смирением обложен,
    О мире попеченья не имея,
    А только о спасении душевном.
    Таков был Федор-царь.
     
    3
    Царь Борис — во схиме Боголеп —
    Был образом цветущ,
    Сладкоречив вельми,
    Нищелюбив и благоверен,
    Строителен зело
    И о державе попечителен.
    Держась рукой за верх срачицы, клялся
    Сию последнюю со всеми разделить.
    Единое имея неисправленье:
    Ко властолюбию несытое желанье
    И ко врагам сердечно прилежанье.
    Таков был царь Борис.
     
    4
    Царевич Федор — сын царя Бориса —
    Был отрок чуден,
    Благолепием цветущ,
    Как в поле крин, от Бога преукрашен,
    Очи велики, черны,
    Бел лицом,
    А возраст среден.
    Книжному научен почитанью.
    Пустошное али гнилое слово
    Из уст его вовек не исходише.
     
    5
    Царевна Ксения
    Власы имея черны, густы,
    Аки трубы лежаще по плечам.
    Бровьми союзна, телом изобильна,
    Вся светлостью облистана
    И млечной белостью
    Всетельно облиянна.
    Воистину во всех делах чредима.
    Любила воспеваемые гласы
    И песни духовные.
    Когда же плакала,
    Блистала еще светлее
    Зелной красотой.

    6
    Расстрига был ростом мал,
    Власы имея руды.
    Безбород и с бородавкой у переносицы.
    Пясти тонки,
    А грудь имел широку,
    Мышцы толсты,
    А тело помраченно.
    Обличьем прост,
    Но дерзостен и остроумен
    В речах и наученьи книжном.
    Конские ристалища любил,
    Был ополчитель смел.
    Ходил танцуя.
     
    7
    Марина Мнишек была прельстительна.
    Бела лицом, а брови имея тонки.
    Глаза змеиные. Рот мал. Поджаты губы.
    Возрастом невелика,
    Надменна обращеньем.
    Любила плясания и игрища,
    И пялишася в платья
    Тугие с обручами,
    С каменьями и жемчугом,
    Но паче честных камней любяше негритенка.
     
    8
    Царь Василий был ростом мал,
    А образом нелеп.
    Очи подслеповаты. Скуп и неподатлив.
    Но книжен и хитер.
    Любил наушников,
    Был к волхованьям склонен.
     
    9
    Боярин Федор — во иночестве Филарет —
    Роста и полноты был средних.
    Был обходителен.
    Опальчив нравом.
    Владетелен зело.
    Божественное писанье разумел отчасти.
    Но в знании людей был опытен:
    Царями и боярами играше,
    Аки на тавлее.
    И роду своему престол Московский
    Выиграл.
     
    10
    Так видел их и, видев, записал
    Иван Михайлович
    Князь Катырев-Ростовский.
    23 августа 1919
    Коктебель
     
     
    МАРИНА
    Димитрий! Марина! В мире
    Согласнее нету ваших
    Единой волною вскинутых,
    Единой волною смытых
    Судеб! Имен!
    Над темной твоею люлькой,
    Димитрий, над люлькой пышной
    Твоею, Марина Мнишек,
    Стояла одна и та же
    Двусмысленная звезда.
    Она же над вашим ложем,
    Она же над вашим троном
    - Как вкопанная - стояла
    Без малого - целый год.
    Взаправду ли знак родимый
    На темной твоей ланите,
    Димитрий, - все та же черная
    Горошинка, что у отрока
    У родного, у царевича
    На смуглой и круглой щечке
    Смеясь целовала мать?
    Воистину ли, взаправду ли -
    Нам сызмала деды сказывали,
    Что грешных судить - не нам?
    На нежной и длинной шее
    У отрока - ожерелье.
    Над светлыми волосами
    Пресветлый венец стоит.
    В Марфиной черной келье
    Яркое ожерелье!
    - Солнце в ночи! - горит.
    Памятливыми глазами
    Впилась - народ замер.
    Памятливыми губами
    Впилась - в чей - рот.
    Сама инокиня
    Признала сына!
    Как же ты - для нас - не тот!
    Марина! Царица - Царю,
    Звезда - самозванцу!
    Тебя пою,
    Злую красу твою,
    Лик без румянца.
    Во славу твою грешу
    Царским грехом гордыни.
    Славное твое имя
    Славно ношу.
    Правит моими бурями
    Марина - звезда - Юрьевна,
    Солнце - среди - звезд.
    Крест золотой скинула,
    Черный ларец сдвинула,
    Маслом святым ключ
    Масленный - легко движется.
    Черную свою книжищу
    Вынула чернокнижница.
    Знать, уже делать нечего,
    Отошел от ее от плечика
    Ангел, - пошел несть
    Господу злую весть:
    - Злые, Господи, вести!
    Загубил ее вор-прелестник!
    Марина! Димитрий! С миром,
    Мятежники, спите, милые.
    Над нежной гробницей ангельской
    За вас в соборе Архангельском
    Большая свеча горит.

     
     
    «Сказание об осаде Троицкого монастыря от поляков и литвы, и о бывших потом в России мятежах, сочинённое оного же Троицкого монастыря келарем Авраамием Палицыным»

    (отрывок)

    И мнозем руце от брани престаху,
    всегда о дровах бои злы бываху.
    Исходяще бо за обитель дров ради добытиа,
    и во град возвращахуся не без кровопролития;
    и купивше кровию сметие и хврастие,
    и тем строяще повседневное ястие.
    К мученическим подвигом зелне себе возбуждающе
    и друг друга сим спослуждающе.
    Идеже сечен бысть младый хвраст,
    ту разсечен лежаше храбрых возраст.
    И идеже режем бываше младый прут,
    ту растерзаем бываше птицами человеческий труп.
    И неблагодарен бываше о сем торг:
    сопротивных бо полк со оружием прискакаше горд.
    Исходяще же нужницы, да обрящут си веницы,
    за них же и не хотяще отдааху своя зеницы.
    Текущим же на лютый сей добыток дров,
    тогда готовляшеся им вечный гроб.
     
     
    «Повесть о преставлении князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского»

    (отрывок)

    И как будет после честного стола пир на весело,
    И... злодеянница та княгиня Марья, кума подкрестная,
    Подносила чару пития куму подкрестному
    И била челом, здоровала с крестником Алексеем Ивановичем.
    И в той чаре в питии уготовано лютое питие смертное.
    И князь Михайло Васильевичь выпивает ту чару до суха,
    А не ведает, что злое питие лютое смертное.
     
     

    (отрывки)

    Кому у нас сидеть в каменной Москве,
    а кому у нас в Володимере, 
    а кому у нас сидеть в Суздале,
    а кому у нас держать Резань старая,
    а кому у нас в Звенигороде,
    а кому у нас сидеть в Новегороде

    Так досталась то Рассеюшка злодейским рукам,
    злодейским рукам, боярам-господам.
    Появилась то из бояр одна буйна голова,
    одна буйна голова, Борис Годунов сын...
    Уж и вздумал полоумный Рассеюшкой управлять. 
     
    За что наше царьство загибло,
    за батюшково ли согрешенье... 
     
    Высоко сокол поднялся,
    и о сыру матеру землю ушибся

    Умертвил себя Борис с горя ядом змейным,
    ядом змеиным, кинжалом вострым. 
     
    А что едет к Москве Рострига,
    да хочет теремы ломати,
    меня хочет, царевну, поимати...
     
    Помнишь ли, Гришка, спомятуешь ли,
    вместе мы грамоте с тобой училися,
    во том монастыре во Чюдове?
    Ты был, Гришка, черным дьяконом,
    а я был на крылосе псаломщиком. 
     
    Ино что у нас в Москве учинилося,
    с полуночи у нас в колокол звонили.
    А росплачютца гости москвичи:
    «А тепере наши головы загибли...» 
     
    В нонешнем народе правда вывелась,
    вселилось в народе лукавство великое. 
     
    Что царя нашего Василья злы бояре погубили,
    злы собаки погубили, во Сибирь его послали.
    А уж сделали царем какова басурмана,
    что Петрушку самозванца, злого боярина. 
     
    Могу, князь, похвалитися,
    что очистил царство Московское
    и велико государство Росиское,
    еще ли мне славу поют до веку... 
      
    Уж бояре воеводы нам выбрали царя,
    из славнаго богатого роду Романова,
    Михаила сына Федоровича. 
     
    Зрадовалося царство Московское
    и вся земля святорусская... 


    Категория: Исторические | Добавил: DrOtto (25.09.2012)
    Просмотров: 4401 | Теги: Лжедмитрий, Годунов, стихотворения о смуте, Смутное время | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
    [ Регистрация | Вход ]